на политинформацию. Улыбаясь необычайно сдобно, Дядя Ваня сообщил, что нам всем предстоит участвовать в выборах в Верховный и местные советы СССР.
– Дело чрезвычайной важности, – объяснял замполит, – для каждого советского человека это огромная радость и польза. Многие из вас впервые примут участие в этом почётном мероприятии, так сказать, проявят гражданский долг и добрую волю со всеми народами Советского Союза…
Дядя Ваня сообщил нам, что в день выборов все, кто не будет на смене, должны прибыть в часть к семи утра на избирательный участок.
– А за кого голосовать? – спросил Чебурген.
– Там будут бюллетени с кандидатами. Нужно будет взять и бросить в урну. Это все очень достойные люди.
– Достойных людей в урны не бросают, – сказал тихонько Кролик.
– Что? – не расслышал замполит.
– Я говорю, товарищ майор, а если мы не сможем в часть прийти?
– Как это не сможете? Зачем не сможете?
– Ну, если например, пурга?
– На машине вас привезём.
– А если сильная пурга?
Замполит насупился и сказал:
– Тогда вездеход пошлём.
– А если сильная-пресильная пурга?
– Вы, рядовой, делаете мне провокацию, и я этого не оставлю и приведу ваше политическое воспитание в соответствие…
– Товарищ майор, – попытался я разрядить атмосферу, – а как же космонавты?
– Где? – заозирался Дядя Ваня.
– На орбите, товарищ майор, они всегда на орбите. Как же они голосуют?
– Действительно. И как же они голосуют? – изумился замполит.
– Не знаю. Я хотел у вас спросить. Может, приземляются специально. Проголосуют – и снова в космос, на орбиту…
Дядя Ваня задумался.
– Я знаю, – сказал Царь Додон, – они по рации голосуют. Как геологи. Рация-то у них есть, однако.
– Правильно, – обрадовался замполит, – значит, если будет сильная-пресильная пурга, вы проголосуете по рации.
– Дык нет у нас рации-то.
– Как же вы будете голосовать?! – разозлился замполит, – пурга, понимаешь ли, а них рации нет…
Тут нам все это уже надоело, и мы сообщили Дядя Ване, что обладаем телефоном и, в случае необходимости, сумеем воспользоваться им для голосования.
В общем, пургу эту мы, дураки, сами себе накаркали. Утром ветер поменялся с восточного на южный.
– Не задуло бы, – сказал мне Толстый, недоверчиво поглядывая в помутневшее небо, – завтра за продуктами ехать, всё вы, оглоеды, подожрали.
– На крайняк, на вездеходе прокатимся, – ответил я… Но мы не прокатились.
Температура поднялась за несколько часов с минус тридцати семи до минус восемнадцати градусов, и пурга обрушилась на дельту реки Лена. Собственно, просто пургой это уже нельзя было назвать, нас навестил настоящий полярный ураган.
Видимость пропала сразу. Исчезли все очертания и ориентиры, сплошная мутно-белая мгла растворила в себе весь мир. Вытянутую вперед руку, было видно лишь до локтя. Ветер крепчал с каждым часом. С небольшого холмика перед ротой ветер выдул до земли снежный покров и в стену, и в деревянные щиты, закрывавшие окна, забарабанили камушки. Судя по силе ударов, они были не такие уж мелкие.
Постоянным звуковым фоном стал рев ветра, меняющий тональность во время порывов.
Выход из роты превратился в приключение. Холодный тамбур заносило снегом, несмотря на внешнюю дверь, и мы откапывались постоянно. Кроме того, тамбур был выделен под туалет Курсанту, который трусливо отказывался выходить наружу, и ни увещевания, ни пинки не помогали.
Идти по заблаговременно вывешенным леерам, как мы делали обычно в прошлые непогоды, было невозможно. Чтобы попасть на кухню или в Техздание, нам приходилось ползти на четвереньках, пристегнувшись к лееру ремнями. Иногда при этом, особо сильный порыв ветра, словно тяжелым и мягким матрасом бил сбоку и переворачивал нас, как жуков на спину. Все передвижения производились вслепую, не было видно даже прожекторов. К концу путешествия все складки одежды, карманы, клапана, в общем, всё абсолютно, было набито снегом, который начинал противно таять в тепле.
На боевых дежурствах работа, в общем-то, прекратилась из-за помех. Чтобы не ползать по лееру каждые шесть часов, мы перешли на смены двенадцать-через-двенадцать.
Вторая площадка сделала то же самое. По двенадцать часов в день на дежурствах мы валялись в креслах, покуривая, слушая музыку из Японии и магнитофонные записи. Панфил читал мне стихи по ГГСке.
…Вот тогда и друзья мои
Рядом со мною вдруг встанут,
Свечи затеплят,
Слезу не стирая со щёк.
Скажут: – Боже, берёг ты его
В путешествиях в дальние страны,
Так почему же сегодня
Его не сберёг?
Мне на груди сложат тихо
Холодные руки,
К счастью, рукам моим
Лихо творить не пришлось.
Я не нашел себе дела —
И умер от скуки,
В этот момент и друзей
У меня не нашлось.
Может ли быть? Ведь стоят
Они в искреннем горе.
Мы – поколенье одно —
В этом план, в этом смысл.
Я ведь для них пробивался
В пространство холодного моря,
Я же для них истерзал
Первозданную мысль!
О, дорогие мои!
Бескорыстные, добрые братья,
Что вы хотите, ей-богу,
Ведь я неживой.
Ну, напоследок,
Тащите меня на распятье,
Если вам нужен
Посмертный картонный герой.
В жизни я верил
Почти всем рассказам и сказкам,
И из-за этого вы тут
Теперь собрались…
Но не надейтесь,
Конец мой для вас – не развязка.
Рвись, моя жизнь,
Ввысь, в бескрайнюю высь!
И ещё…
Вот шприц – возьми да уколись,
Не зря краснеет мак.
Коль наркоманы развелись,
Не справиться никак…
Раз в старом городе одном
Их развелось, не счесть.
Перевернулось все вверх дном,
Творилось, бог что весть!
Звенит над ратушей набат.
– Что делать, как нам быть?
Как все вернуть опять назад,
И город сохранить?
Вот в город тот пришел мужик,
Наверно шарлатан.
– Я все могу, мол, чик-чирик,
И сгинет наркоман.
Договорились о цене,
Задаром – ничего!
Мужик взял шприц и при луне
Вдруг засвистел в него.
И тут, как в сказочке про крыс,
По одному, толпой,
Шли наркоманы, слыша свист.
Он вёл их за собой.
Дошел до речки тот мужик,
Тихонько в лодку сел…
И наркоманы, чик-чирик,
Перетонули все.
Пришёл, едва забрезжил свет,
Чтоб деньги получить.
Ему сказали: – Пуст бюджет.
Решили не платить.
Мужик обиделся: – Беда! —
Сказал он, зол и сух,
– Перетоплю я здесь тогда
Всех алкашей и шлюх!
Ему ответили: – Топи!
Спокойней будет нам!
А после разошлись они
По избам и домам.
Что ж, слово выполнил мужик,
Призвав волшебный дух,
Перетопил, как чик-чирик,
Всех алкашей и шлюх.
– Скупцы, я выполнил обет,
Я снял и этот груз!
– Эй, вы! – молчание в ответ.
Стал этот город пуст.
– Пурга плохо влияет на тебя, – сказал я ему тогда. Но пурга плохо влияла на всех…
К концу третьих суток, когда ветер не ослабел, но усилился, стало ясно, что непогода продлится еще дня четыре.
Замполит позвонил нам и сообщил, что завтра выборы. Он обещал послать вездеход с избирательной урной и бюллетенями. Мы хором закричали в телефон, что продукты кончились, и Дядя Ваня успокоил нас, пообещав, что нам привезут всё, даже папиросы, за которые, правда потом придется заплатить в чайную.
